Про смерть
Во время депрессии я много размышлял о смерти. И у меня сформировалось к ней определённое отношение. Об этом и пойдёт речь.
Для меня ближе всего стоическое отношение к смерти. Стоики считали, что смерть сама по себе ни хороша, ни плоха. Смерть — это просто прекращение существования. А наше существование до рождения и после смерти — вне нашего контроля. А значит, о нём не следует беспокоиться. Важнее подумать о том, как правильно распорядиться временем, которое у нас есть.
Процитирую несколько фрагментов из «Нравственных писем к Луцилию», написанных римским философом-стоиком Луцием Аннеем Сенекой.
Фрагмент из первого письма:
«[…] Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что умирает с каждым часом? В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а бо́льшая часть её у нас за плечами, — ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежат смерти. […] Удержишь в руках сегодняшний день — меньше будешь зависеть от завтрашнего. Не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится.
Всё у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает. Смертные же глупы: получив что-нибудь ничтожное, дешёвое и наверняка легко возместимое, они позволяют предъявлять себе счёт; а вот те, кому уделили время, не считают себя должниками, хотя единственно времени и не возвратит даже знающий благодарность»
Фрагмент из двадцать шестого письма:
«„Размышляй о смерти!“ — Кто говорит так, тот велит нам размышлять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше всякой власти и уж наверное вне всякой власти. […] Есть лишь одна цепь, которая держит нас на привязи, — любовь к жизни. Не нужно стремиться от этого чувства избавиться, но убавить его силу нужно»
Фрагмент из пятьдесят четвёртого письма:
«[…] Смерть — это небытие; но оно же было и раньше, и я знаю, каково оно: после меня будет то же, что было до меня. Если не быть — мучительно, значит, это было мучительно и до того, как мы появились на свет, — но тогда мы никаких мук не чувствовали. Скажи, разве не глупо думать, будто погашенной светильне хуже, чем до того, как ее зажгли? Нас тоже и зажигают, и гасят: в промежутке мы многое чувствуем, а до и после него — глубокая безмятежность. Если я не ошибаюсь, Луцилий, то вот в чем наше заблуждение: мы думаем, будто смерть будет впереди, а она и будет, и была. То, что было до нас, — та же смерть. Не всё ли равно, что прекратиться, что не начаться? Ведь и тут и там — итог один: небытие»
Фрагмент из девяносто третьего письма:
«[…] Молю тебя, мой Луцилий, постарайся, чтобы жизнь наша, подобно драгоценностям, брала не величиной, а весом. Будем мерить её делами, а не сроком»
Смерть — естественна, она всех нас ждёт, потому её не стоит избегать. Как с любого праздника всем придётся рано или поздно уйти, так и умирать — не страшно и не трагично. Лучше сосредоточиться на всём том хорошем, что было, и быть благодарными за то, что нас вообще сюда позвали.