Давно так не смеялся.

Из описания на Букмейте: «Феерически смешная и преступно неполиткорректная, абсолютно и категорически противопоказанная детям, беременным и особо нервическим гражданам. Остальным от души рекомендуется — как лучшее средство от болотной тоски наших будней. Содержит нецензурную лексику».

Сюжет крутится вокруг неуверенного в себе бета-самца, владельца антикварной лавки, который неожиданно для себя стал подручным Смерти. И хотя многие события в книге, в действительности, не смешные, автор умело обыгрывает их циничным юмором.

На мой взгляд, «душа» книги — смешные и непосредственные диалоги, и размышления главного героя. Ниже — то, что отметил во время чтения.

Первое:

— Софи, твой папа вообще-то не спятил. Он просто пару дней не спал.

— Она смотрит на меня, — сказал Чарли. — Она смотрит на меня так, будто я на скачках спустил все деньги на колледж и перед тем, как пойти на физфак, ей придётся идти на панель.

Второе:

— У тебя жар? Ты не устала, нет?

— Я только что родила, бабуин!

Третье:

Она посмотрела на него — этими огромными голубыми глазами — как-то странно, стеклянно. Не с обожанием или изумлением, коих можно было ожидать, а скорее так, будто напилась и теперь сразу уйдёт, вот только отыщет ключи от машины.

Четвёртое:

— Но она ещё даже не научилась переворачиваться на животик.

— Хочу быть готов. Я много читал, и везде говорится, что сегодня ты их кормишь грудью, назавтра просыпаешься — а их уже выгоняют из колледжа.

Пятое:

— Я — Смерть, солнышко. Сейчас тебе, конечно, смешно, но ты никогда не попадёшь в приличный детский садик, если папа у тебя укладывает людей поспать в ямку.

Шестое:

Чарли схватил баклажан, к которому тянулась ошеломительно морщинистая гражданка, но та не стала вырывать овощ у него из рук неким таинственным приёмом кунг-фу, как он рассчитывал, а посмотрела ему в глаза и качнула головой.

[…] Чарли расшифровал так: «О, Белый Бес, ты не желаешь похищать у меня сей лиловый плод, ибо я лучше тебя на четыре тысячелетия предков и цивилизации; мои деды строили железные дороги и копали серебряные рудники, мои родители пережили землетрясение, пожар и общество, где сама китайская моя сущность была объявлена вне закона; я мать десятка детей, бабка сотни внуков и прабабка легиона; я рожала младенцев и обмывала покойников; я история, муки и мудрость; я Будда и дракон; так что убирай нахуй руку с моего баклажана, пока рука эта ещё твоя».

И Чарли отпустил.

Седьмое:

Лили чуть склонила голову набок, однако, задавая этот вопрос, на Чарли не смотрела — глаза её были устремлены вперёд и прочёсывали поток людей, чтобы никто из знакомых не увидел её рядом с Чарли, отчего ей на месте пришлось бы сделать сэппуку.

Восьмое:

В зоомагазине он выбрал двух расписных черепах — где-то с крышку от майонезной банки. Еще он купил им большую тарелку в форме почки, где имелись собственный островок, пластмассовая пальма, какая-то водяная поросль и улитка. Последняя, надо полагать, — для поддержания черепашьей самооценки: «Это мы, что ли, медленные? Да вы на этого парня гляньте». А для поддержания улиточьего духа имелся камень. Все счастливы, если есть возможность поглядывать на кого-то сверху вниз. А также и снизу вверх, особенно если ни тех, кто внизу, ни тех, кто сверху, терпеть не можешь. Такова не только стратегия выживания бета-самцов, но и основа капитализма, демократии и большинства религий.

Девятое:

— Чарли, нельзя мне звонить. Я же говорил. Мне жаль, если что-то случилось с вашей дочкой, но клянусь вам, я не…

— Она показала на котёнка, сказала «киска», и он рухнул. Дохлый.

— Что ж, это неудачное совпадение, Чарли, но у котят всегда высокая смертность.

— Ага. Ну а потом она показала на какого-то старого дядьку, что кормил голубей, сказала «киска», и дядька тоже рухнул замертво.

Десятое:

— Правильно, солнышко, потому что мы не такие, как все люди, — сказал Чарли умнейшей и прекраснейшей на свете маленькой девочке. — И ты знаешь, почему так вышло, правда?

— Потому что мы китайцы и Белым Бесам нельзя верить?

Одинадцатое:

— Подружка? Подружка для тебя — это слишком амбициозно. Тебе просто надо кого-то уестествить.

Двенадцатое:

<…> Но если попробовать сощуриться и не обратить внимания на тот факт, что она его сестра… и лесбиянка… и его сестра, то можно было, наверное, постичь, как её волосам, губам и чистой линейности удаётся поразить кого-нибудь «классом». Особенно таких, как Верн, кому для покорения женщин её роста потребуется альпинистское снаряжение и баллон кислорода.

Тринадцатое:

— А ты поинтересовался у этого Ашера, как он вообще познакомился с летающей пуленепробиваемой бабой?

Четырнадцатое:

— Я не… разве я… неужели я пялился на вашу грудь? Потому что, если да, это вышло совсем случайно, потому что, понимаете… она у вас там, и…

Пятнадцатое:

— Лучше. Как вы?

— Ночью случайно трахнул монахиню.

— Иногда в кризисной ситуации такого дерьма не избежать. А в остальном как?

[…]

— Нет-нет, всё в порядке, — сказала Одри. — Он действительно меня трахнул, или, точнее будет сказать, мы трахнулись, но я больше не монахиня. И не из-за траха, понимаете, это было дотраховое решение.

---

Продолжение — книга «Подержанные души».